- Помните, когда состоялось ваше первое знакомство с белорусским зрителем?
- Более десяти лет назад мы с Владимиром Панковым ставили "Свадьбу" Чехова в Национальном театре имени Янки Купалы. Спектакль создавался в рамках грандиозного проекта Международной конфедерации театральных союзов, которой руководил создатель знаменитого Чеховского фестиваля Валерий Шадрин. Тогда и познакомился с театром и его артистами: я играл Жениха, Зинаида Зубкова - Невесту, а Оля Нефедова, нынешний худрук театра, - Змеюкину. Потом вместе не раз ездили по гастролям. Так что нашей дружбе уже много лет.
- Как попало к вам в руки это произведение?
- Однажды в разговоре с Верой Алентовой обмолвился, что ищу современную пьесу для постановки. А в это время она как раз готовилась к своему 80-летию, просматривала материал для будущего спектакля-бенефиса и среди многих вариантов остановилась на "Мадам Рубинштейн", которую поставил потом Евгений Писарев в моем родном театре Пушкина. А пьеса Линдси-Эбера лежала у нее "в запаснике", и она показала ее мне… Я вспомнил предложение Ольги Нефедовой поработать вместе и сразу после прочтения понял, что материал найден, причем даже роли распределять не придется: они просто выписаны для Тамары Мироновой и Ольги Нефедовой, актрис, которым под силу рассказать эту трогательную, ироничную и человеческую историю.
- Чем, по-вашему, "Апошні атракцыён" может зацепить зрителя?
- Пока мы живы, пока у нас есть чувства, пока мы умеем сопереживать и любить, эта пьеса всегда будет трогать зрителя. В оригинале она называется - Ripcord ("вытяжной трос парашюта". - прим. ред.). Мы поменяли ее название на "Апошні атракцыён", потому что все испытания, через которые проходят главные героини, сродни аттракционам, заставляющим почувствовать в полной мере вкус жизни. А еще эта история о том, что иногда мы уже слишком поздно спохватываемся и начинаем ценить отведенное нам время, осознавать свои ошибки, дорожить любовью...
- Театры постсоветского пространства не часто обращаются к творчеству Линдси-Эбера. На памяти разве что "Схватка" Машкова в "Табакерке".
- "Схватка" - это та же пьеса, правда, поставленная на российской сцене чуть раньше, еще весной. Но о премьере узнал, когда уже полным ходом в Минске шла работа над нашим спектаклем. Я посмотрел "Схватку", однако ничего общего с нашей работой не нашел.
- Как вам работается на белорусском языке?
- Когда-то в спектакле "Свадьба" я играл на русском языке, но попросил разрешения у режиссера исполнить монолог Жениха на белорусском. На первый взгляд кажется, что наши славянские языки достаточно похожи, однако было сложно с произношением, артикуляцией - очень много сочетаний букв, которые в русском не используются. Когда репетировали "Апошні атракцыён", передо мной лежало два варианта - на белорусском и русском. Вначале я подглядывал, чтобы перевести текст точнее, но теперь уже абсолютно все понимаю и даже могу немного изъясняться по-белорусски.
- Тамара Миронова и Ольга Нефедова - личности с сильным характером. Нефедова к тому же сама режиссер. Не жарко ли было на репетициях?
- Жарковато, но я тоже не из робкого десятка. Случались, безусловно, столкновения, но исключительно творческие, поэтому все закончилось большой любовью.
- Не так давно вы вместе с Александрой Урсуляк были ведущими 15-й церемонии "Звезды театрала". Нашли ответ на вопрос, по каким лекалам должен быть скроен спектакль, чтобы он полюбился зрителю?
- Много лет работаю актером и сыграл много ролей. Но где именно ждет успех - никогда не знаешь. Иногда во время репетиций кажется, что создаешь шедевр. А спектакль не находит отклика у публики. А порой думаешь: господи, что мы делаем, какую ерунду творим! И эта "ерунда" вдруг становится событием, за которым следуют овации, премии… Единственный секрет, наверно, - в честности, искренности высказываний. Если зритель поймет, какую мысль ты хотел донести до него через персонажа, через созданный сценический образ, значит, спектакль состоялся.
- Некоторые критики считают, что в эпоху клипового сознания театр больше напоминает цирк, нежели храм высокого искусства. Вы согласны с тем, что часто построенный сугубо на зрелищности, он действительно перестает ставить перед собой сверхзадачи, предпочитает развлекать и дешево заигрывать с публикой?
- Согласен, потому что при таком подходе гораздо легче "срубить бабла", продать больше билетов. Театр, конечно же, должен быть зрелищным, ярким, но еще и умным, глубоким, осмысленным. Нужно не просто поражать публику различными эффектами и причудами, но еще и уметь вовлекать зрителя в разговор, заставлять его реагировать на происходящее. Ведь что может быть прекраснее слез или смеха в зрительном зале?! Как это замечательно, когда человек оказывается вовлеченным в игру, когда он эмоционально подключается к тому, что вроде как и не по-настоящему на сцене происходит. Актер, например, говорит свой монолог в течение пяти или даже пятнадцати минут, а зрительный зал, затаив дыхание, слушает. Причем не просто слушает, но воспринимает, находясь на одной волне с героем.
Александр Таиров когда-то сказал, что когда зритель покупает билет в театр, то тем самым как будто бы подписывается условный договор: театр обязуется зрителя обмануть, а зритель - обмануться. Возможно, в этом и кроется секрет театра.
| Елена ЕЛОВИК, газета "7 дней", фото из Instagram Андрея Заводюка и предоставлено Купаловским театром.
ПЕРЕПЕЧАТКА ДАННОГО МАТЕРИАЛА (ПОЛНОСТЬЮ ИЛИ ЧАСТИЧНО) ИЛИ ИНОЕ ЕГО ИСПОЛЬЗОВАНИЕ ЗАПРЕЩЕНЫ
Читайте также:
"Такие же, как мы". Почему спектакль о детях из концлагеря Красный Берег так трогает?
Зрители плакали. О чем пьеса "Гурьянов", которую поставили в Молодежном театре эстрады?
Известный минский режиссер о новой постановке "Альпийской баллады" Быкова