График заслуженного артиста Беларуси Андрея Валентия расписан на месяцы вперед, он востребован в престижных театрах зарубежья. Признается, что порой бывает трудно, особенно если рядом оказываются слишком разные по этажам высотности партии и нелегко перестроить свой голос. После Собакина в "Царской невесте" солисту достаточно сложно на следующий день петь Галицкого в "Князе Игоре", потому что в первом случае это низкая басовая партия, во втором - высокая. Беседуем с золотым белорусским басом о том, почему опера оказывается порой прибежищем исключительно возрастного зрителя, какие страхи мучают артистов по ночам и легко ли полжизни носить на сцене бороду.
- Судьба свела вас с выдающимися дирижерами современности - Ведерниковым, Ростроповичем, Башметом… Нелегко находить контакт с такого уровня профессионалами?
- Все великие дирижеры по-своему прекрасны. У каждого свой стиль управления оркестром, музыкой, артистом. Выдающиеся дирижеры - это прежде всего передача тебе колоссального опыта. Чем больше по дарованию человек, тем огромнее багаж ты выносишь после такого общения. Вспоминаю, как после репетиции у Мстислава Ростроповича у артистов животы болели от смеха. Маэстро разбавлял репетиционные паузы анекдотами, обладал потрясающим чувством юмора и был великолепным рассказчиком. Работать с таким великим мастером поистине большое счастье. Безусловно, процесс дирижирования сложен и многогранен, и у каждого здесь свои стиль, творческие установки, взгляды на мир и профессию. Не раз сталкивался с типом дирижера-бухгалтера, который требует четкого ритма, исполнения всех "восьмушек", "шестнадцатых". Раньше меня эти придирки раздражали, сейчас понимаю, что очень важно петь именно то, что написано композитором. Благодаря таким вот дирижерам-бухгалтерам теперь стараюсь следовать написанному в точности и считаю это высшим пилотажем. И уже, наоборот, раздражает, когда солист поет неточно, мимо нот или несет отсебятину.
- Когда-то вы называли партию Галицкого в опере "Князь Игорь" одной из своих самых успешных работ. А каково это - играть законченного негодяя и мерзавца?
- Самый законченный мерзавец в моем репертуаре - это Борис Тимофеевич (купец Измайлов в "Леди Макбет Мценского уезда" - прим.). Как раз недавно пел его в Гессенском государственном театре Висбадена. Как-то спросил одного баса, как ему дается эта партия. Он ответил, что после сцены, в которой Бориса Тимофеевича отравили грибами, он тут же спускался вниз в буфет и выпивал бутылку водки. Конечно, гораздо комфортнее петь Гремина ("Евгений Онегин" - прим.) или благородных царей. Но важно в своем багаже, репертуаре иметь широкий спектр ролей, когда ты можешь показать и свой певческий, и актерский диапазоны.
- Какие роли давались вам особенно трудно?
- Сложнее всего в моральном плане петь Мефистофеля, особенно произносить строки из русского текста оперы Гуно "Фауст" о том, что сатана "там правит бал". Пусть даже я не глубоко воцерковленный человек, но все же когда спектакль идет в Рождество или на Пасху, есть ощущение беспокойства на душе. Слышал, что немало певцов сорвали голос на партии Захарии в "Набукко". На сей счет были и у меня опасения, но в итоге она идеально легла на голос. Помню, как в Англии пели "Набукко" в одном составе, без дублеров, а это очень непросто. Репетиция, спектакль - ни расслабиться, ни отдохнуть.
- Кто из оперных певцов произвел на вас наиболее сильное впечатление?
- Не раз слышал мнение авторитетных знатоков оперы о том, что оценивать певцов нужно не по студийным записям, а по живым концертам и спектаклям. Если отталкиваться от этой максимы, то в первых рядах назвал бы выдающегося представителя болгарской вокальной школы Николая Гяурова и знаменитого итальянского тенора Франко Корелли. Они по праву считаются великими оперными певцами XX века. А как виртуозно владела голосом несравненная Джоан Сазерленд! В спектаклях "Набукко" и "Дон Карлос" мне повезло работать на сцене с Ферруччо Фурланетто. Он, наверное, единственный из басов, кому при таком таланте удалось еще сделать и прекрасную карьеру. Не раз встречался на театральных подмостках и с легендарным баритоном Лео Нуччи. Люди такого масштаба и таланта не скупятся на советы. К сожалению, в силу того, что очень устают и постоянно заняты, им некогда брать к себе учеников.
- На какой сцене, по-вашему, петь труднее всего?
- Наверно, Большой театр России, где в зале всегда присутствует немало авторитетных музыкальных критиков, блестяще разбирающихся в искусстве оперы. Кроме того, там огромная конкуренция, но вместе с тем все идеально устроено для комфортности певца. Выступать за рубежом - отдельная ответственность, потому что представляешь не только свой театр, но и всю страну. Недавно Большой театр России привез к нам в Минск оперу "Царская невеста", в которой, будучи приглашенный артистом, спел Собакина. Казалось бы, сцена родного театра до боли знакома, но почему-то перед выступлением испытывал какое-то необъяснимое волнение… Словом, по-разному случается.
- Есть у вас какие-то страхи или комплексы?
- Трудно планировать бюджет семьи исходя из количества спектаклей. Ведь не знаешь, споешь завтра или какой-нибудь очередной вирус уложит тебя в кровать. Поэтому настраиваюсь на то, что всегда должен быть здоровым. Так случилось, что все свои сольные концерты пел больным. Часто преследует во сне страх забыть текст. Просыпаюсь среди ночи, открываю ноты, вспоминаю отдельные фразы, а потом опять спокойно досыпаю.
- Насколько долгий век игры на сцене у баса?
- Не каждый режиссер разрешит вам в 50 лет петь Ленского, а вот Гремина - пожалуйста. Хоть в 70 исполняй! Басам чаще всего дают роли царей, королей, злодеев и старцев. Басовая доля такая - непременные парик и борода. Часто тенора бесятся, когда им клеят бороду, мол, очень дискомфортно. А я говорю: ребята, а мы так с 20 лет поем.
- Некоторые полагают, что опера приговорена, что у нее больше нет перспектив и жизненных сил для возрождения. Каков ваш диагноз и ваш прогноз?
- Судя по тому, как раскупаются билеты, особенно в больших городах, я бы так не сказал. Да, к сожалению, в нашу консерваторию нет таких больших конкурсов, как раньше. Молодежь теперь гораздо более рационально подходит к выбору будущей профессии. Она видит, на каких машинах ездят солисты, знают, сколько они зарабатывают, поэтому и не спешат получать высшее музыкальное образование.
Но есть проблема и другого плана. Сегодня как никогда велик соблазн сделать высокое вокальное искусство сугубо коммерческим продуктом, опуститься на уровень оперной попсы, на которую охотно идет публика. На мой взгляд, зрителя нужно подтягивать до таких оперных величин, как "Хованщина", "Набукко". И наши белорусские солисты готовы петь эти спектакли. Но готов ли зритель? Если нет, значит, его нужно воспитывать, растить… Некоторые полагают, что раз опера сложная, то ее и ставить не надо. Да, это трудноподъемное произведение, но и одновременно грандиозное. Скажем, на "Хованщину" в музтеатр имени Станиславского и Немировича-Данченко сегодня просто не попасть. Билеты раскупаются, залы битком. Почему бы и нам не иметь в репертуаре подобные шедевры оперного искусства? Пусть даже их покажут раз в сезон.
Я часто выступаю в концертах перед широкой аудиторией. Вижу, что моим коллегам проще спеть "Гори, гори, моя звезда", чем "Где ты, звездочка" Мусоргского. Исполнитель всегда будет в проигрыше, потому что публика придет не готовая. Но ведь не только художник, но и зритель должен совершенствоваться, ставить перед собой сверхзадачи, воспитывать утонченность в своем музыкальном вкусе, постараться доходить до сути, разбираться в смысле происходящего. Иначе катарсиса не достичь. А если нет катарсиса - нет и театра.
В конце июня Андрей Валентий отметил 50-летний юбилей, а в сентябре сыграл в бенефисном спектакле "Севильский цирюльник".
| Елена ЕЛОВИК, газета "7 дней", фото Татьяны БЕРВИНОЙ и Большого театра Беларуси.
Читайте также:
Валентин Елизарьев: "Для меня главное, чтобы зритель не сидел безразличным в зале"
Три женщины, которые делают театр. Почему они провели в Большом всю жизнь?
В театре нас звали Саркис и Лаппочка". Знаменитая Ольга Лаппо о балете, муже и учениках"