Новая многовекторность как фактор устойчивости малых и средних государств в постпандемийном мире

Сравнительный анализ итогов двух международных событий, состоявшихся в ноябре 2020 года и в марте 2021-го, сподвигнул вернуться к теме многовекторности, несмотря на четко и однозначно расставленные акценты главой государства по этому вопросу на VI Всебелорусском народном собрании. Причем взгляд на многовекторность сфокусировался именно через призму этих событий, а также фактора пандемии, пронизывающего сверху донизу современные международные отношения.

Речь идет о подписании Соглашения о Всеобъемлющем региональном экономическом партнерстве (далее - ВРЭП) десятью членами АСЕАН, а также странами-партнерами - Китаем, Японией, Южной Кореей, Австралией и Новой Зеландией и первом в истории (с 2007 года) виртуальном саммите на высшем уровне неформального Четырехстороннего диалога по безопасности (США, Японии, Австралии и Индии) - так называемого квадрата.

Прежде чем перейти к разбору ВРЭП, важно отметить совпадение абсолютного большинства экспертных оценок последнего времени в признании именно Азиатско-Тихоокеанского региона (АТР) локомотивом мирового развития в XXI веке и переформатирования архитектуры глобального порядка, хотя и остающегося источником угроз в силу конфликтного переплетения там интересов глобальных и региональных игроков.

По расчетам компании Euler Hermes, мирового лидера в области страхования торговых и политических рисков, глобальный экономический центр тяжести развернулся на восток в 2002 году, хотя до этого двигался в сторону США. В 2020-2021 годах этот центр будет двигаться на восток в 1,8 раза быстрее, чем в среднем за 2015-2019 годы, а с 2020 по 2024 год - в 1,4 раза быстрее.

АТР, в отличие от США и ЕС, в значительной степени смог удержать под контролем пандемию коронавируса, постепенно восстанавливает экономику, причем темпами, отличными от западных визави (не в их пользу). На Азию приходится 38% мирового ВВП.

Вопреки сохраняющимся проблемам, в том числе территориальным спорам, в АТР более рельефно воссоздается многополюсная региональная архитектура, свойственная современному миру.

По данным McKinsey Global Institute на сентябрь 2019 года, доля Азии составила в мировой торговле 33%, в инвестициях - 23%, патентах - 65%, контейнерных перевозках - 62%, производстве энергоресурсов - 29% и потреблении энергоресурсов - 43%.

Китай уже вышел на первое место в мире по размерам ВВП по паритету покупательной способности (к 2028 году такая же картина ожидается и по номиналу), Индия может выйти на третье (после США) место по этому показателю уже в 2023 году. За счет динамичной индустриализации и урбанизации, роста производительности труда, развития корпоративного сектора в Индии уже проживает половина глобального среднего класса.

Успеху регионализации в АТР способствует взаимная торговля, на которую приходится 60% общего объема международного товарооборота, 71% инвестиций в стартапы и 59% прямых иностранных инвестиций, более 70% авиапассажиров путешествуют внутри региона.

Растущая самодостаточность и взаимодополняемость экономик подстегивает процесс региональной интеграции и формирование мощных торгово-экономических и логистических сетей.

Важным катализатором трансформации АТР в хаб регионализации, торговли и роста мировой экономики станет запуск ВРЭП, ратификация которого (через 2 года) приведет к созданию крупнейшей в мире зоны свободной торговли с охватом примерно 30% мирового ВВП и 30% населения планеты (2,3 млрд человек).

Создание ВРЭП в период острого коронакризиса демонстрирует ключевую роль регионализма в противовес протекционизму и экономическому спаду. Проект обещает стать важной платформой для восстановления АТР после пандемии COVID-19, особенно с точки зрения растущей конкуренции между моделями мегарегиональных интеграционных проектов США и Китая.

ВРЭП, в отличие от созданного ранее Всеобъемлющего и прогрессивного соглашения для Транстихоокеанского партнерства (ВПТТП) - предтечу Транстихоокеанского партнерства (до выхода оттуда США), не вторгается в уязвимые области экономик стран-участниц, не устанавливает единых стандартов в области регулирования труда и окружающей среды. В силу более инклюзивной и открытой по сравнению с ВПТТП модели экономической интеграции ВРЭП может стать в будущем координационным центром для других региональных интеграционных механизмов, что особенно важно в условиях преодоления последствий пандемии коронавируса.

Кроме того, ВРЭП является "унификатором" уже действующих между его участниками 28 соглашений в этой области, что с лихвой компенсирует достаточно скромные базовые условия соглашения.

Совершенно очевидно, что заключение ВРЭП, которое в Китае было расценено как "победа многосторонности и свободной торговли", является успехом именно китайской дипломатии, хотя официально инициатива запуска проекта в 2012 году исходила от АСЕАН, играющей системообразующую роль во всех региональных процессах.

Создание ВРЭП превращает Китай в драйвер регионализма и многосторонности в мировой экономике, но уже за рамками двусторонних соглашений в рамках "Пояса и пути", которые за последние годы подвергаются резкой критике со стороны оппонентов, а также договоров о свободной торговле.

По сути, ВРЭП становится для Китая точкой гравитации друзей и союзников на уровне двусторонних и региональных соглашений, а также на международных площадках для достижения целей построения "сообщества единой судьбы".

Фактор коронакризиса катализировал и усилил международные и внутриполитические процессы. Важным следствием такой динамики стал вакуум лидерства для преодоления глобальных вызовов, усиление конкуренции и конфликтности между крупными игроками. Как закономерный итог, значительная их часть оказалась дезориентированной и неспособной оперативно и слаженно действовать в условиях глобального форс-мажора.

ВРЭП стал своеобразным рубиконом в сознании стран, ожидающих "сильной руки" в условиях кризиса, и позволил Пекину менее чем год спустя неформально "оседлать" важную международную инициативу - этакий "game changer".

Однако, как говорил Аристотель, "природа не терпит пустоты". Отсутствие глобального лидера, пишет Виктория Панова, проректор по международным отношениям Дальневосточного федерального университета РФ, способствовало кристаллизации некой новой многовекторности. Стало очевидным, что ряд средних и малых стран оказались не готовы в условиях прогрессирующей турбулентности жертвовать своими интересами в угоду кого-либо из крупных акторов и в своем стремлении хеджировать национальные риски, выборочно, перекрестно взаимодействуют со всеми, в том числе и со сверхдержавами-антагонистами.

Наглядно это иллюстрирует факт поддержки Великобританией, ближайшим союзником США, продвигаемого Китаем проекта Азиатского банка инфраструктурных инвестиций. Примечательно также и то обстоятельство, что союзники Америки (Япония и Южная Корея) пошли на подписание ВРЭП, не дожидаясь, пока Байден официально вступит в должность нового президента США.

С некоторой долей условности сюда можно отнести подписанное в декабре 2020 года Всеобъемлющее соглашение об инвестициях между ЕС и Китаем (CAI), опять-таки без оглядки на юридические перипетии в Белом доме. Хотя важным маркером реального отношения Брюсселя к Пекину, вопреки формальной трансатлантической солидарности, станет заключение двусторонней торговой сделки вопреки недавним "уйгурским" европейским санкциям, а также ратификация инвестиционного соглашения.

Не менее интересными на фоне эскалации борьбы за мировое лидерство между США и КНР выглядят усилия Индии по оформлению трехсторонних форматов, где она является ключевым партнером. Начиная с 2015 года к "тройкам" Россия-Индия-Китай, Индия-Япония-Австралия и Индия-США-Япония добавились еще три - Индия-Австралия-Франция, Индия-Австралия-Индонезия и Индия-Япония-Франция. Пока на экспертном уровне работает казавшийся нереальной идеей формат Индия-Россия-Япония. Перспективными выглядят такие треки со странами АСЕАН, прежде всего Россия-Индия-Вьетнам, которые представляют собой оформление комфортной для участников архитектуры влияния, взаимной поддержки и хеджирования рисков.

По мере сближения Ирана и Китая становится заметной неформальная геополитическая ось противостоящих США единомышленников в лице Турции, Ирана, Китая, Пакистана и России.

На данный контекст как нельзя логично ложатся тезисы Федора Лукьянова, главного редактора журнала "Россия в глобальной политике", который недавно оценил состояние отношений между РФ и Индией в контексте саммита "четверки".

Суть тезисов заключается в том, что на фоне происходящих в мире тектонических сдвигов, влияющих на отношения конкретных стран, прежние партнерства не могут сохраняться в неизменном виде. Новая реальность ставит их перед необходимостью расширения круга партнеров в целях повышения маневренности и гибкости. Жесткие альянсы уходят в прошлое в силу несовпадения с национальными интересами подавляющего большинства их участников. Региональная (да и глобальная) ситуация тем устойчивее, чем больше игроков вовлечено в процесс обеспечения стабильности.

Данный феномен поднимает на повестку вопрос о значимости малых и средних государств в контексте происходящих процессов по перекройке мира, равно как и о способности национальных лидеров вовремя и грамотно оценить новые реалии, выгодно подать свою привлекательность в рамках новой многовекторности и эффективно управлять текущей динамикой.

Для ЕАЭС в целом и Беларуси в частности пребывание за пределами такого мегарынка, как ВРЭП, потенциально сопряжено с упущенной выгодой, поэтому налаживание взаимодействия видится неизбежным и вопросом времени (во всяком случае, два года, которые уйдут на ратификацию соглашения, вполне достаточно, чтобы оценить ситуацию и принять необходимые решения). Кто знает, возможно, по ходу событий центростремительное притяжение ВРЭП может сделать ЕАЭС своего рода медиатором в усиливающемся экономическом взаимодействии между ЕС и АТР?

Не стоило бы сбрасывать также со счетов синергетический потенциал российской инициативы Большой Евразии, в том числе путем сопряжения ЕАЭС и инициативы "Пояс и путь", равно как и заключения ЗСТ с отдельными странами АТР и АСЕАН в целом, при условии выработки между заинтересованными участниками (особенно претендующими на роль лидеров) коллективного консенсуса и наличия у них необходимых и достаточных ресурсов.

Однако оценивая ситуацию объективно и прагматично, очевидно, что ВРЭП - пока еще достаточно размытая и рыхлая платформа. Но ясно одно - совокупный потенциал ее нынешних и будущих участников не оставляет сомнений, что именно они будут вырабатывать правила и стандарты будущего развития мировой экономики.

Завершая тему ВРЭП, логично предположить, что споры и дискуссии по поводу предпочтительности выбора того или иного формата стратегического партнерства, с учетом нынешнего накала страстей в мире, вряд ли утихнут. Именно поэтому жизненно необходимо глубокое и всестороннее понимание природы новых и возникающих в мире стратегических альянсов для эффективного продвижения и защиты национальных интересов.

Соразмерное подключение Беларуси к таким механизмам в целях адекватного участия в конструировании общего посткризисного будущего кажется безальтернативным и неизбежным. Хотя главными игроками в АТР по-прежнему остаются РФ, Китай и США, расклад и баланс сил во многом определяют стратегии региональных держав (например АСЕАН), что обуславливает важность наличия соответствующего национального плана действий, нацеленного на обеспечение внутреннего развития за счет новых возможностей в Азии.

Очень точно высказался на этот счет ректор Дипломатической академии МИД РФ Александр Яковенко, размышляя о восточном векторе внешней политики РФ, а именно "Россия не осталась в стороне, когда тенденции мирового развития указывали на Запад. Мы не можем не быть частью движения глобального маятника в обратном направлении", очевидно, имея в виду "поворот России на Восток" в контексте глобального тренда смещения мирового центра тяжести в АТР. Не менее убедительно звучит и посыл о том, что узкий фокус на отношениях с США/ЕС и постсоветском пространстве в итоге рисует "неадекватную, искаженную картину российской дипломатии, одним из базовых принципов которой является многовекторность".

Для Беларуси расширение национального присутствия в Азии является адекватным ответом на попытки изоляции и санкционного давления со стороны Запада и ресурсной базой для модернизации и развития страны. Если ранее Запад был почти безальтернативным технологическим и инвестиционным донором (несмотря на санкции), теперь все это становится доступными и в Азии.

На данном этапе Беларусь, очевидно, достигла предела своего сближения с ЕС и США, получила от них максимум от возможного. Вместе с тем поворот в Азию подразумевает не проведение антизападного курса или окончательного и бесповоротного отказа от европейского (американского) вектора, но реальное наполнение многовекторной внешней политики, прагматично учитывающей в национальных интересах актуальные мировые тенденции.

Как представляется, задача экспертно-аналитического сообщества в нынешней ситуации должна заключаться в том, чтобы "упаковать" новую геополитическую реальность в понятный смысловой конструкт будущего, что, вероятно, в итоге помогло бы сформулировать концептуальные основы азиатской дорожной карты Беларуси. Хороший повод для этого - разработка новых концепций внешней политики и национальной безопасности. Очевидно, такой комплексный подход позволил бы концептуализировать букву и дух новой белорусской многовекторности…-0-