Александр Доброриз возглавляет управление лабораторных исследований вещественных доказательств биологического характера управления Государственного комитета судебных экспертиз по Брестской области. Когда-то он думал, что ни за что на свете не свяжет свою жизнь с химической экспертизой, но у судьбы были противоположные планы. В этой сфере брестчанин трудится почти 36 лет. У него около 30 научных публикаций, основанных на реальных случаях из экспертной практики. В подчинении у Александра Михайловича более 50 человек, которые работают в отделах судебно-химических, судебно-гистологических, судебно-биологических и судебно-генетических экспертиз. Они проводят исследования для милиции, Следственного комитета, здравоохранения. Именно для медицины экспертизы делают в первоочередном порядке. По словам Александра Доброриза, самая высокая оценка работы - когда удалось спасти человека. В интервью корреспонденту БЕЛТА эксперт рассказал о своем неожиданном пути в профессию и о том, насколько далеко судебно-медицинские экспертизы шагнули вперед.
- Александр Михайлович, судьба действительно сделала необычный поворот, приведя вас из фармацевтики в эксперты-химики. Как же так получилось?
- В 1980 году я поступил на первый курс Харьковского государственного фармацевтического института. Естественно, готовился к работе в аптеке. На четвертом курсе у нас был предмет "токсикологическая химия", где мы изучали яды и готовились к работе в химических лабораториях. Тогда был уверен, что буду работать где угодно, но только не в судебно-химической лаборатории. После окончания института меня распределили в Чернигов в аптеку. Через пару месяцев понял - не мое. Работа была рутинной.
Потом призвали в армию. Что интересно, однокурсники служили в госпиталях, аптеках, а меня отправили в войска радиационно-химической защиты. Когда только окончил сержантскую школу, случилась авария в Чернобыле. Нас тоже туда экстренно отправили для разведки радиационного фона, составления карт, где можно жить людям, а где нельзя. Там пробыл всего лишь два дня. Повезло, потому что поехал не в первую, а во вторую очередь. Кто поехал сразу после аварии, получил достаточно высокую дозу радиоактивного облучения.
После службы было несколько путей. Можно было снова пойти в аптеку в Чернигове или Киеве либо поступать в аспирантуру, куда меня приглашали, поскольку окончил институт с красным дипломом и занимался в научном обществе. Но я прислушался к маме, которая посоветовала ехать в Брест, где уже жила старшая сестра. Это был 1987 год. В "Фармации" предложили должность заведующего отделом на аптечном складе, а в Брестском областном бюро судебно-медицинской экспертизы - эксперта-химика. Выбор был абсолютно случайным. Поскольку в аптеке поработал и там не понравилось, решил попробовать здесь. В то время коллектив был небольшой: три эксперта, три лаборанта и я - 24-летний парень.
- Какой на тот момент была судебная экспертиза?
- Я бы сказал, в плачевном состоянии. Бюро судебно-медицинской экспертизы при здравотделе финансировалось по остаточному принципу. Лаборатория - это же оборудование, а с ним было туго. Возглавлял бюро Владимир Могучий, он приложил много усилий, чтобы выбить деньги на оборудование.
В начале 1990-х мы начали оснащаться очень быстро. Отдел химических экспертиз в Бресте первый в Беларуси купил газовые хроматографы "Агат". Целое приключение, как мы их покупали. Советский Союз развалился, но рубли еще были в ходу и нам продали за них оборудование. Приехали в Москву на завод забирать хроматографы вдвоем с коллегой. Машиной привезли на Белорусский вокзал, разгрузили. Стоит куча ящиков, нас двое, а до поезда далеко. Криминальные элементы уже смотрят заинтересованно на эти ящики. Носильщики запрашивают такую сумму, которую мы на тот момент в глаза не видели. Стояли и не понимали, как быть. Хорошо, подъехали с завода два инженера и помогли загрузить. Мы это оборудование разместили на вторых и третьих полках и так довезли до Бреста.
Чуть позже купили жидкостный хроматограф "Милихром". Тогда же в Йошкар-Оле начали выпускать газовые хроматографы серии "Кристалл". Это было что-то невиданное по технологиям. Мы купили газовые хроматографы с серийными номерами №4 и №6. Фактически были первыми на постсоветском пространстве. Приехали из Йошкар-Олы инженеры. Настроили приборы, показали и рассказали, как работать. Вроде бы, все понял. Они уехали, а я на следующий день начинаю включать и понимаю, что не знаю, что делать. Мучился, мучился - и мне захотелось заплакать, честно. Потом собрался. В итоге разобрался, все заработало. На "Агатах", "Кристаллах" и "Милихроме" мы делали такие экспертизы, которых еще не было в Минске.
- Какие самые распространенные химические экспертизы и с какими веществами приходится иметь дело?
- В отделе химических экспертиз за прошлый год мы сделали примерно 2,4 тыс. исследований. Больше всего из них - около 1,8 тыс. - это определение наличия и концентрации этилового спирта в биологических объектах: крови, моче. Выполняем экспертизы спиртосодержащих жидкостей, биохимические экспертизы - определение карбоксигемоглобина в крови, метгемоглобина, определение активности холинэстеразы, биохимических параметров крови. Делаем химические экспертизы на наличие токсичных веществ: лекарств, наркотиков, ядохимикатов, летучих органических соединений. Это основные наши направления.
- А можете вспомнить случаи из своей практики, когда концентрация алкоголя была максимальной?
- Из тех концентраций, которые мы определяли, в трупах было, наверное, 8-9 промилле алкоголя. Считается, что от концентрации 3,5 промилле человек может умереть. В то же время, когда до 2010 года обследовали поступившие из больниц объекты, были концентрации 5-6 промилле и люди оставались живыми. Все это зависит от особенностей организма человека.
- Буквально на ваших глазах в Бресте начали развиваться генетические экспертизы. С чего начинали и к чему пришли сейчас? Обычно в первую очередь люди ассоциируют эту экспертизу с установлением отцовства. Но думаю, что здесь все же преобладает помощь правоохранителям.
- По поводу родительства: до генетических экспертиз назначались экспертизы исключения отцовства по совпадению групп. Там практически в 90% случаев отцовство не исключалось. Так было до 2007 года. Генетическая же экспертиза устанавливает точно, кто чей папа.
Когда создавался отдел генетических экспертиз, было приобретено современное аналитическое оборудование. Конечно, оно хуже того, которое используется сейчас, но был достаточно высокий и качественный уровень идентификации. Оборудование только совершенствовалось, что позволяло проводить большее количество экспертиз, брать больше параметров. Для экспертизы установления родства это было не важно. Это было важно для раскрытия преступлений прошлых лет. Мы исследовали объекты, на которых был оставлен очень малый след генетического материала. Более чувствительные методы позволяли этот биоматериал выделить, произвести ПЦР, размножить и идентифицировать, чей он. К нам на экспертизу было направлено достаточно много материалов. Это помогло установить преступников, которые могли 20 и более лет жить безнаказанно на свободе.
- За эти 36 лет, что вы работаете в этой сфере, как далеко шагнула химическая экспертиза?
- Химическая экспертиза очень динамично развивается. Приведу такой пример. В конце 1990-х годов у нас трудился мужчина. Через пять лет его переманили в частную аптеку. Поработав там, захотел вернуться обратно. Он был хорошим экспертом, но увидев, как все изменилось за пять лет, отказался, потому что начинать пришлось бы практически с нуля. Каждый новый прибор - это новая программа, которую нужно освоить. Сколько бы у тебя стажа ни было, ты начинаешь все с начала.
Руководитель несет ответственность за качество работы в отделе. Чтобы все контролировать, нужно первому научиться и работать лучше всех на этом приборе. Только тогда сможешь и сам делать, и консультировать других экспертов, и проверять, правильно ли они все делают. Если не делать экспертизы в течение года, для руководителя это дисквалификация. Не делать два-три года - катастрофа, ты уже не эксперт.
БЕЛТА.-0-
ФОТО Вадима Якубёнка
- размещаются материалы рекламно-информационного характера.